В рамках смычки города и деревни в советские времена было принято, чтобы работники умственного труда помогали трудовому крестьянству. Поэтому сотрудники разных НИИ время от времени выходили "в поле" - полоть, поливать, собирать, перебирать и т.д. Конечно, не был исключением и наш ВНИИПО. У нас это даже было поставлено на "научную" основу - за каждый человеко-день, отработанный колхозе начислялись баллы. В институте вообще деятельность любого отдела оценивалась в баллах, начисляемых за завершённую НИР, за законченное сотрудниками обучение, за полученные свидетельства об изобретениях и рацпредложениях (мы с приятелем Серёгой в порядке стёба такую рацпредлагали фигню, что в конце концов в зачёт стали принимать только внедрённые рацпредложения), за сданные нормы ГТО и т.д. Ежемесячно подводились итоги (учёт вёл специальный отдел), за недобор баллов руководство подразделений приглашалось "на ковёр". Поэтому разнарядка на поездку в колхоз выполнялась неукоснительно.

Наши "товарищи учёные" помогали аграриям двумя способами: а) иногда весь институт в полном составе выходил на день в подмосковное поле; б) в подшефном совхозе "Клементьево" в Можайском районе вахтовым методом постоянно присутствовал сводный отряд человек в пятнадцать-двадцать. Естественно, в Можайский район люди ехали уже не на день, а на неделю-другую. И естественно же, что ездили те, кто помоложе и недавно работает. Не могу сказать, что засылка в Клементино (как с доброй иронией называли совхоз коллеги) меня раздражала или обижала - скорее наоборот, я воспринимал это как поездку в санаторий. Судите сами: радикальная смена обстановки и вида деятельности (что психологи трактуют как лучший отдых), свежий воздух, прекрасное и недорогое питание, хорошая интересная компания, масса свободного времени (работали с восьми до пяти, а потом - весь вечер свободен, а вечер летом длинный). Лес. Река. Гитара. Теннис. Портвейн. При этом и в совхозе какие-то деньги платят и в институте зарплата капает. Единственное, что не позволяло записаться в "завсегдатаи", - научно-исследовательские работы в институте выполнялись по довольно жёсткому графику, за срыв которого опять же звали "на ковёр" и наказывали не только словесными "вливаниями", но и лишением премии.

Вот на такой "выездной сессии" и имел место быть забавный эпизод, о котором я собираюсь поведать.

Как-то вечером, уже довольно поздним, после долгих и вдохновенных посиделок под портвейн с ровесниками я ненадолго присоединился к двум нашим ребятам помоложе, кадрившим двух местных девиц. Притащил гитару и оказал, так сказать, идеологическую поддержку - с полчаса пели песни. После чего откланялся и ушёл спать.

Наутро один из ребят, Виталик, глядя на меня с интересом, сказал:

- Ну, Сань, ты вчера и выдал!

- А что такое? - насторожился я. Вроде пьяным не был, всё помню, но ничего такого, достойного упоминания не припоминаю. Обычный трёп.

- Такое загнул на прощание, что наши девчонки разинули рты и смотрели тебе вслед, пока ты из поля зрения не пропал.

- И что, сильно матерился? - я расстроился. Вообще-то выражаться при дамах мне не свойственно, но ведь и Виталик зря врать не будет.

- Почему матерился? - в свою очередь удивился Виталик, - Наоборот.

- А наоборот - это как? - опешил я. На душе полегчало, но стало любопытно.

- Так, наверное, английские лорды выражаются в своей палате, - пояснил Виталик, чем заинтриговал ещё больше.

- И чего говорил? - поинтересовался я.

- Не, - покачал он головой, - повторить такое совершенно невозможно.

- Ну, хоть о чём речь-то шла? Если своими словами? - допытывался я.

Виталик ненадолго задумался и ответил:

- Ты пожелал нам спокойной ночи.